Еда и работа являются такой высшей степенью крестьянства, что даже христианство преклонит колени. Ни у еды, ни у работы нет смысла жить друг без друга. Это вам не развод супругов. Это связь по интересу. Хотелось бы как всегда, меньше поесть и больше поработать. Но этого не получается. Я не совсем понимаю теорию взаимозависимых сосудов. Но я абсолютно точно знаю, что если человек прекратит работать, он прекратит есть. И наоборот. В этом плане физика бессильна.
Так вот что я хочу вам сказать, по дружбе, у народа пропадет интерес к еде. Значит не существует интереса к работе. Более того, у людей пропадает интерес к работе и, соогветственно, к еде. Нет, работать, конечно, хочется, но, во-первых, практически негде, а во-вторых, оплата за работу такая, что приходится экономить на еде. Но если экономить на еде, то и на работе уже выкладываешься не в полную силу. Значит будешь есть еще меньше, а потом и работать меньше. Замкнутый круг какой-то получается. Спираль! Я не могу выразить эту связь. Она без всяких физических уловок.
И некоторые вещи меня тревожат, если у людей на столе только жареные кабачки с тыквенной кашей, то им абсолютно начихать: какого цвета у них кухня. Дизайн захотел стать буферной зоной между едой и работой. Может быть, даже не самой зоной, а надсмотрщиком над зоной. С палкой. Надеясь, таким образом, что красота спасет мир. Даже если не будет хватать на столе хлеба. Красота, мол,- сама по себе хлеб. Увы, красота, так же как и техника, возникает из избытка, а не из недостатка. Но в дизайне слишком много пафоса — мало еды и мало работы. Дизайн пока играет сам по себе. Он даже не играет. Он пытается судить игру еды и работы.
Давид и Голиаф
Ну а теперь перейдем к дизайну кухонь, который поставил себя между интересами человека и интересами государства. Дизайн — это идея инопланетян.
Это идея мысли, которая желает приручить материю к трансцендентальности. Если говорить о дизайне как о связывающем элементе еды и работы, то, конечно, возникает вопрос пространственного амикошонства. Никто не имеет права устраивать танцы на площади, которая разделяет общественную столовую с кладбищем его матери.
Эти алюминиевые шторки, этот закрывающийся дизайн на кухне свидельствуют о том, что дизайн переходит в технику. Но место техники уже занято. Там такие ребята, к которым с деревяшками не подойти. Это даже не сможет сделать Буратино. Дизайн начинает бороться с техникой. И это борьба Давида с Голиафом. Это есть повторение мудрости. Опять повторение. Кухня — это и есть повторение. В самом идеальном своем значении. В значении не возможности, но желания. И вкус, и цвет, и запах — это же принципы повторения. В свое время на выставке мне пришлось видеть кухню будущего века. Оригинальность очевидна. Но я бы на такой кухне не ел. Может быть, я человек не совсем новой формации, но я не люблю, когда дизайн мне лезет в душу. Тем более на кухне. Новизна форм на кухне, в принципе, должна являться новым уровнем удобства. Это, как вы понимаете,- совсем не дизайн. Это технологии. Есть время разбрасывать красоту, как это делалось во времена Да Винчи, и есть время собирать красоту, как это делалось в эпоху Просвещения. У нас нет представлений о будущей красоте. Мы просто хотим собрать, выстроить прошлое в определенном порядке, чтобы приблизить к себе красоту будущего. Но, вероятно, нам не удастся этого сделать. Не потому что не хватит времени изменить пространство. Потому что не хватает пространства изменить время. Каким-то непостижимым для нас способом материальные ценности перестают иметь для нас ключевую значимость. Кого сейчас удивишь новой, пусть даже и самой необыкновенной кухней, кроме собственного кошелька?! Да никого. На смену ценности материи приходит ценность энергии. На смену культу еды приходит культ работы. А это уже другие ориентиры. Материализм становится признаком олигархизма, что абсолютно ненавистно для большинства, для демократии. Поэтому молодые люди сейчас выбирают не еду, а работу. И требуют ее. А если нет, им нечего терять, и им доступно вероломство. И уж поверьте, что они смогут бросить голод в позднее потомство. В свое время мне приходилось беседовать с одним из очень известных поваров Марракеша, обладателем двух или трех мишленовских звезд, французом. Он решил сделать в своем ресторане уникальный дизайн, который бы соответствовал еде. Дизайн был действительно уникальный, с налетом романтики. Есть было приятно, тем более когда тебе расскажут, каким образом вкус кус-куса сочетается с цветом голубых стен. Так получилось, что несколько лет я не был в Марракеше. Зашел опять в тот ресторан. Того повара, вероятно, уже не было. Кус-кус был. Дизайн слегка померк от времени. Более того, скажу вам, никто не обращал на дизайн внимания — он был не интересен. Обратил внимание, наверное, только я, потому что я знал, для чего это делалось. Так вот, дизайн ушел, а еда осталась.
